Глава 3
Никита, обеспокоенный рассказом племянника, гнал лошадей, не давая им перейти на шаг. За сто метров до заимки он унюхал запах жареного мяса и самогона. Ветер дул от заимки и смешиваясь с дымом от труб, далеко уносил запахи вдоль дороги.
- Ох, ничего-то мы от него не добьемся, - сокрушенно, ни к кому не обращаясь, сказал Никита.
- Ты о чем? - Проснулся Федор.
- Да о Степане. Чуешь запах самогона. Не хватило моего самогона. Молодую брагу гонять.
- Ага. Мясо жарят. Где они его только берут?
- У такой же голи перекатной, как сам.
- Дядь Никита, ты его только не дразни. Откажется ведь помочь. - Федор, зная своего своенравного младшего брата, заволновался, как бы дядя не стал того ругать и не испортил их встречи.
- Что его ругать, - ответил дядя, - он давно уже никого не слушает. Но! Родимые! - и он с таким остервенением хлестнул лошадь, которая пустилась в галоп, что у Федора голова прилипла к спинке саней.
Впереди заблестели квадратики небольших окон. Лесная заимка была отстроенная мужиками прошлым летом, чтобы было, где спасаться от всех напастей, которые сыпались на головы мужиков, как солома с вил. Частая смена власти не давала мужикам подстроиться под реалии жизни. Выстроенная заимка оставляла им надежду, что есть, где укрыться и куда можно привести свои семьи в случае чего. Пока же, на ней разместился немногочисленный отряд Степана, который объявил себя атаманом Лешим. Кличка «Леший» пристала к нему с детства, за его бесконечные проделки.
- Ну, Леший, что ты опять натворил…- кричала мать в гневе на сына. Соседи вторили:
- Твой Леший опять котов хвостами связал, - или - Смотри, твой леший на верхушки кедры сидит и шишками в людей кидает.
После таких жалоб Степан боялся домой идти и прятался где-нибудь за домом. Федор, старше на целых пять лет, любил своего брата и защищал его, и от чужих, и от своих. Ночью, когда родители засыпали, он вылазил из дома через окно и тем же путем возвращался, но уже с братом.
Не зависимый характер и необузданный нрав сделали Степана большим авторитетом среди уличных мальчишек, а затем и всего населения поселка. Революцию Степан встретил восторженно. Вместе с новой властью он громил дома богатых соседей.
Отбирал излишки продуктов и фуража в пользу Красной армии. Продолжалось это до тех пор, пока его самого не отдали под арест, за то, что он отобрал у свояка красного командира шмат сала да бутыль самогона. Но откуда ж ему было знать, о родственных отношениях их командира с этим жадным и рыжим крестьянином. Обида жгла его непокорную душу. Унижение, которому он подвергся, вызвало в нем чувство мести. Ночью, когда охранник отлучился на несколько минут, попить чаю, Степан разобрал стенку сарая и исчез бесследно. Появился он через полгода в роли атамана «Лешего» и так достал новую власть, что за его голову было назначено вознаграждение. Однако выдать Лешего никто не решался, потому, как был он жесток и безжалостен.
Сани подкатили к высокому крыльцу, на котором в тяжелой шубе, стоял часовой.
- Никита? Стряслось чего? - спросил он.
- Стряслось, стряслось. Атаман где? В здравии аль нет? - Никита привязал вожжи за перила. Помог выбраться из саней Федору. - Веди к батьке.
- Нет его в доме, - шепотом сказал Ерема, молодой, симпатичный парень, не давно появившийся в отряде Лешего. Он казался таким молодым и угловатым, что атаман запретил брать его на задания. Говорили, что был он ранен, но когда и где никто толком не знал. Кухня и охрана, это все, что ему поручалось. Кудрявый чуб, лихо, выбивавшийся, из-под шапки, придавал ему совсем не воинственный вид. Обиды юнца атаман не воспринимал серьезно.
- Навоюешься еще, - говорил он, - война будет долгой. Поверь мне. Все успеешь. А сейчас борщ вари, он у тебя больно хорошим получается.
Парень обижался, но ослушаться, не смел.
- Где же он? - спросил нетерпеливо Федор.
- В бане.
- Айда Федор в баню, - Никита, махнув рукой Федору, направился к небольшому строению, стоящему недалеко от большого дома.
- Что вы, что вы, - испуганно закричал мальчишка и преградил дорогу мужчинам. - Не велено никого пускать. Не один он там.
- Секретное совещание? - спросил Никита.
- Вроде.
- Тогда пойди сам. Доложи, кто пришел.
- Не велено. Убьет, если ослушаюсь. - Парень загородил дорогу.
- Что ты нам голову морочишь. Он тебя убьет, если не доложишь.
- Постучи, скажи, что брат ждет.
Ерема, почти крадучись стал подходить к бане. Он постучал штыком в окно и присел, боясь получить пулю. Выстрела не последовало. В маленьких оконцах закачался свет, приближаясь к дверям.
- Кого принесло? На пороге, с фонарем в руке, стоял голый атаман. От его крепкого тела исходил пар. Мокрые волосы прилипли ко лбу.
- Простудишься, - забеспокоился Федор, все еще считая, что он отвечает за брата, как в детстве.
- А, Федька. Заходи.
- Я с Никитой.
- Это худо.
- Что так? - спросил Федор.
- Дядька щас учить начнет. Да что уж, заходите. - Он торопливо вернулся в баню, оставив дверь открытой.
Когда Федор и Никита вошли в предбанник, там, на лавке, уже одетый в штаны сидел Степан.
- С чем пришли? Случилось что? Запросто же вы ко мне не приходите, - сказал с иронией атаман.
- Не то время, запросто в гости ходить, - ответил Никита.
- Что верно - то верно. Что же случилось?
- Белые на станции. Человек сто - сто пятьдесят. В доме нашем штаб устроили. Людей пособрали, в доме Матрены заперли. Меня из дома выкинули. Тоже к Матрене отвели. Я через подпол вылез. Только там не каждый пролезет. Баб много. Что с ними сделать хотят, никто не знает. Могут отпустить, а могут и побить. Что скажешь? - Федор смотрел выжидающе.
Из парилки послышались женские всхлипывания. Атаман смутился. Федор неловко заерзал на скамейке. А дядька Никита, так посмотрел на Степана, что будто и не атаман перед ним, а нашкодивший мальчишка, которого он сей час высечет. Только на мгновение растерялся атаман перед родственниками, потом резко встал и крикнул:
-Еремка!
Еремка влетел в предбанник и вытянулся перед атаманом.
- Убери эту стерву, чтоб я ее больше не видел. Понял?!
- Так точно. - Мальчишка схватил полушубок и юркнул в парилку. Остальные вещи остались на лавке. Никита вопросительно поглядел на атамана.
- Ей больше ничего не понадобится, - сказал атаман.
Никита еще хотел что-то спросить, но Степан так глянул на дядю, что у того сразу отпала охота задавать лишние вопросы. Он замолчал и стал ждать, когда мальчишка выведет женщину. Хотелось посмотреть кто такая. Женщина вышла, подталкиваемая Еремкой в спину. Голова ее была полностью закрыта высоким воротником, от этого ее голые ноги почти полностью были видны из-под приподнятого полушубка. Никита пододвинул к проходу валенки, но Еремка, не останавливаясь, прогнал женщину мимо них на улицу.
- Там же мороз. Простудишь девку, - опять забеспокоился Никита. Но атаман даже не посчитал нужным ответить. За окном раздалось несколько выстрелов и, приоткрыв дверь, Еремка закинул шубу в предбанник.
- Вот и нет никаких проблем, - усмехаясь, сказал Степан.
- Что ж ты лютуешь, Степан. Чем тебе эта баба помешать могла? Оставил бы ее кашу варить. Чья она? - Спросил Никита.
- Теперь ничья. Забудьте про нее. Что вы от меня хотите.
- Помочь надо.
- Помочь? Добре! Сколько ты говоришь белых - сто пятьдесят? С конницей, с пулеметами, с солдатами. Что ж я смогу сделать с полустами мужиков. Да еще и пьяных.
- Ночь сегодня темная. Если правильно зайти, не поймут белые сколько вас.
Еще несколько минут было потрачено на обсуждение плана боя. Атаман оделся. Баня протрезвила его.
- Уезжайте. Если вернусь, заеду к вам на хутор. «Еремка»! - крикнул он, отвернувшись, - со мной поедешь. Доказал, что не мальчик. Никита и Федор, торопясь, бросились в сани и хлестнули лошадей.
- Вот лютует. За что девку убил? - спрашивал вслух Никита.
- Может, лазутчик, какой? - пытаясь найти оправдание брату, ответил Федор.
- Какой лазутчик, видел ноги… Ребенок еще, совсем молоденькая.
- Бог ему судья, дядька. Не хочется про это думать. Озверел он в лесу. Но он все равно мой брат. Если станцию отобьет, окупится ему эта смерь.
Никита промолчал. Вскоре мимо них промчались с гиканье люди атамана Лешего.
Сам он, поравнявшись с ними, бросил им в сани сверток, и крикнув: «Сохраните», помчался дальше. Теперь оставалось только ждать, чем закончится ночной бой на станции. Лошади, не торопясь, трусили по твердому насту. Пофыркивали, отбрасывая от себя клубы пара. Ночь светлела. На небе опять стали появляться редкие звезды. Вдруг навстречу из темноты выскочила лошадь с наездником. Поравнявшись с санями, лошадь остановилась. Никита попридержал своих. Узнал Еремку.
- Забыли что? - спросил он.
- Самогон. На улице стужа. Да вдруг кого ранят.
- Что ж дуй быстрее.
Лошадь рванула с места и также быстро исчезла в темноте, как только, что появилась.
- Не пойму, - сказал Никита, - как же ему, такому молоденькому, хватило духу девку убить.
- Знал куда шел. Попробовал бы он ослушаться. У меня и то мурашки по коже пошли, как Степан на тебя глянул. Прямо зверь стал.
- Время такое. Переломало людей. Сколько девок по нему сохло. А он, вишь, как с ними.
- Не верю я Никита, что он ее не за что убил.
- Ну-ну. Верь, не верь. Да я сам все видел. Ох-хо-хо…
Подъезжая к хутору, они услышали треск пулемета.
- Началось! - сказал Федор. Никита перекрестился и сказал: «Помоги им бог».