Глава 4
Паровоз, насытившись водой, пустил в стороны шипящие струи пара. Подал гудок и медленно стал отъезжать от колонки. Дергачев крикнув комиссару: «Иди на станцию» - бросился к паровозу, забыв о шапке. Головин, следивший одновременно за солдатом на паровозе и Дергачевым, заволновался, не понимая ситуации. Ни тот, ни другой не подали ему знака.
Комиссар Мальцев также растерялся оттого, что Дергачев бросился к паровозу. Он хотел остановить его, но решил, что без дежурного по станции нельзя проводить маневры и, махнув рукой своей охране, вошел в здание. После мороза он почти задохнулся от теплого воздуха. В дальнем углу тускло горела лампа. В комнате никого не было. Он сел за стол и стал писать донесение на станцию Судженка. «Состав прибыл благополучно. Следуем дальше. Мальцев».
Дергачев бежал к паровозу, размахивая руками. Машина остановилась. Дергачев спрыгнул на путь и перевел стрелку. Затем снова замахал руками и фонарем, указывая, что движение разрешает. Медленно, совсем не набирая скорости, паровоз проследовал мимо вагонов, чтобы подцепить состав с другой стороны. Направление движение на этой станции менялось и уходило на восток. Дергачев, деловито бегая по перрону, чувствовал на себе не один десяток направленных на него ружей.
На небе стали появляться редкие звезды. Все говорило за то, что скоро темная, непроглядная ночь превратится в ясную и безоблачную. А это значит, что за версту все будет видно. Дергачев перекрестился: «Господи помоги». Он увидел, как из дверей станции, выходит комиссар, и ринулся к нему. Налетев всем телом на комиссара, он втолкнул его обратно. И тут же застрекотало оружие. Снарядом выбило окно. Дергачев тянул Мальцева за собой. По станции уже шлепали тяжелые сапоги и окаменевшие от снега и льда валенки. Спасала темнота. На улице свистели, выли, взрывались снаряды. Комиссар несколько раз пытался прорваться через окно, но Дергачев держал его крепко.
Для генерала Назарова и его подручного Головина, начало атаки было неожиданным. Они не давали команды. Случай нарушил все планы и расчеты. При замене бригады машинистов, солдат, который должен был предупредить о замене команды, вступил в борьбу за паровоз, нервы у него не выдержали, и он пальнул в здоровенного мужика, который держал в охапке трех белогвардейцев.
Одновременно со всех сторон началась стрельба. В считанные минуты погиб весь отряд, охранявший вагоны. Наступила тишина. Генерал Назаров поднялся и пошел вслед за Головиным к составу. Паровоз, пыхтя, подсоединял вагоны.
- Разгружай! - крикнул Головин. Солдаты застучали прикладами по замкам. Несколько выстрелов в металл и вагоны были открыты. Головин влез, позвал одного. Осветил, поданным ему с платформы фонарем, установленные вдоль стены ящики.
- Оружие, - обернувшись, сказал он подошедшему генералу.
- Вскройте один, - сказал генерал.
Поручик приказал солдату осторожно вскрыть ящик. Тот, открыв крышку, запустил руку, достал тяжелый кирпич.
- Кирпичи, ваш благородие.
- Выставить охрану! - приказал Головин и подал руку генералу. - Не мешать, мы совещаемся.
Взяв кирпич у солдата, они отошли в задний угол и, приподняв фонарь, стали рассматривать его. Головин сразу же понял, что это за кирпич, как только дотронулся до него. Но все-таки, надо было удостовериться.
- Золото, Егор Савельевич, - он протянул руку.
Генерал осторожно взял слиток.
- Да, золото. Надо проверить все ящики, во всех вагонах. Пересчитать. Срочно. Самых проверенных по пять человек на вагон. Усиленную охрану. Я останусь здесь. Иван Григорьевич распорядись. Все должно быть сделано, как можно быстрее. Подцепляй состав. Получишь сведения и сразу сюда. Обсудим ситуацию. Головин спрыгнул с платформы и побежал, давая распоряжения, вдоль состава.
Генерал Назаров переходил от ящика к ящику, вслед за солдатом и доставал один за другим слитки золота. Во всех ящиках было золото. Прибыть к Колчаку с золотом - это была невероятная удача. Весь день для генерала был удачным, даже ночь. Захватили станцию почти без боя. Отбили состав почти без потерь. Остался ли кто из большевиков в живых. Не мешает допросить, откуда такие сокровища? В вагон заскочили два солдата и за ворот втащили перепуганного мужика. Следом запрыгнул Головин.
- Вот. Один живой. Комиссара разыскивают. Как в воду канул. Кстати, Дергачев тоже пропал.
- Убиты? - спросил генерал.
- Не знаю, темень стоит. Но, вроде небо светлеет.
- Ждать нет времени. Надо немедленно отправляться. Шуму наделали много. В бой вступать не разумно. Коней, телеги придется бросить. Только оружие, провиант и солдаты. В тех вагонах - золото?
- Нет, в другом оружие.
- Что с ранеными делать?
- В вагон. Мороз. Все равно погибнут, но оставлять нельзя. Прошу загружайтесь.
Солдаты спешно распрягали лошадей, закидывая хомуты и сбруи в вагоны.
Заносили оружие, мешки и короба с продуктами. В вагоне с золотом устроили штаб, в другом, прямо поверх ящиков с оружием положили раненых. Оставили с ними двух солдат и заперли двери снаружи.
Головин выглянул из вагона и крикнул машинисту:
- Пошел!
Паровоз дернул вагоны, и Головин упал, как подкошенный.
- Осторожно, батенька, - сказал генерал и поднялся с места, чтобы помочь поручику. Он наклонился над Головиным и в свете выглянувшей луны увидел черное пятно на лбу поручика. Головин был мертв. Генерал вытянулся во весь рост, оглянулся по сторонам, хотел дать какое-то распоряжение, но его голос заглушил взрыв. Вагон тряхнуло, и он упал. От виска потекла струйка крови. Солдаты, схватив оружие, выскакивали из вагонов, принимая круговую оборону. Теперь они были в положении большевиков, которых час назад, так легко постреляли.
Банда Лешего окружила вокзал. Сражались они яростно, безжалостно. Добивали тут же раненых. Не брали пленных. После нескольких атак, когда сопротивление солдат было почти сломлено, с четырех сторон застрочили пулеметы. Напор бандитов ослаб. Они метались по железнодорожным путям, не находя возможности вырваться из окружения.
Это Головин предусмотрел такую развязку и выставил заслон на случай нападения на состав. Эта часть отряда должна была добираться своим ходом до следующей станции. Теперь они вступили в бой, и отряд Лешего нес невосполнимые потери. Сам атаман лежал на черном снегу, без движений. Его длинные ноги были согнуты в коленях, руки широко раскинуты. На лице застыло удивление. Остатки банды в несколько человек, припадая к гривам, неслись на пулеметные очереди, пытаясь прорваться через окружение. Солдаты из вагонов стреляли вслед бандитам. Паровоз не двигался с места.
Дергачев и комиссар Мальцев лежали под бревнами настила перрона. С начала боя они выбрались через подпол станции под перрон. От свистевших пуль, ударяющихся и впивающихся в дощатый перрон, оба вжимались в мерзлую землю. Вступить в бой не было возможности. У каждого по пистолету и по два-три патрона. Самоубийство. Комиссар тихо ругался и кусал губы.
- Трибунал обеспечен.
- А что перевозите? - спросил Дергачев.
- Сам не знаю. Отбили состав у Колчака. Надо перегнать до Иркутска. Очень секретное задание. Расстреляют, если не доеду.
- Если не доедешь - не расстреляют. Если доедешь - расстреляют, усмехнувшись, сказал Дергачев, и добавил, - более нелепой ситуации не придумаешь. Идет бой, а мы с тобой рукой двинуть не можем.
Ночь стала светлой и еще более холодной. По железнодорожным путям темнело множество черных бугорков. Некоторые приподнимались и опять резко падали. Это были убитые и раненые. Лошади бродили по станции. Подходили к застывшим хозяевам, тыкали их теплыми мордами, и, фыркая, отходили. Наступила тишина. Лежать под настилом больше не было сил, но и выходить, а вернее выползать тоже было опасно. На улице стало светлеть.
- Что же луна такая светлая сегодня, - сокрушенно, шепотом сказал Дергачев.
- Да. Спряталась бы она хоть на минуточку, - поддакнул комиссар.
По настилу пробежали чьи-то тяжелые ноги. Прямо над головой грохнулся железный ящик и Дергачев, вывернув голову, увидел сквозь щель, как устанавливают пулемет. Белые вновь захватили станцию. Солдат у пулемета кашлянул и Дергачев сразу узнал в нем Митрича. Степан так обрадовался малознакомому крестьянину, с которым совсем недавно хотел даже подраться, что постучал осторожно снизу по дощатому настилу. Но Митрич, глядя по сторонам, не обратил на легкий стук никакого внимания.
- Эй, - позвал срывающимся голосом Степан Дергачев.
- Это же беляк, - прошипел комиссар, - сдаться хочешь? Они тебя на полоски разрежут.
Он стал подбирать более удобную позу, чтобы выстрелить в лежащего прямо над ними мужика. Дергачев схватился за ствол пистолета комиссара и стал вырывать его. Комиссар боролся, как зверь. Он был намного здоровее Дергачева, но плотно зажатые между землей и настилом они, так и не победив друг друга, обессиленные уткнулись в землю, тяжело дыша.
- Вылазь! - скомандовали сверху. Степан, извернувшись, глянул в щель. Прямо в лицо ему смотрело дуло пистолета.
- Постой, Митрич, это я Степан Дергачев.
- Да? - удивленно спросил солдат, - Чего тебя туда занесло? От страха?
- От чего ж еще, - не вдаваясь в подробности, шепотом ответил Степан. - Прикрой, вылезти надо.
- Да, кажись, бой закончился. Командиров только не видать. Но вылазь, прикрою.
- Так ты беляк, сукин сын, - захрипел от злобы комиссар Николка Мальцев и схватил своими огромными ручищами Дергачева за шею. - Удавлю гада!
У Дергачева уже непроизвольно начал выскакивать изо рта язык. Он покраснел и стал терять сознание. Потом почувствовал, что его кто-то тянет, и он больно цепляется за что-то. Наконец почувствовав свободу, грудь глубоко вобрала в себя морозный воздух.
С глаз ушла пелена, и он увидел над собой лицо, такого родного Митрича.
- Ожил? Смотри о гвозди как исполосовался. Перевязать надо. Наши взяли по новой станцию. Он приподнял и усадил Дергачева на край перрона.
- Комиссар где?
- Уложил я его прикладом по голове.
- Зря. Пригодился бы еще.
Два десятка солдат толпились на перроне. Удручающая растерянность на лицах. Командиры побиты. Взять на себя роль командира никто не хотел. Митрич ткнул в бок Дергачева.
- Давай, командуй, куда дальше.
Дергачев поморщился. Оглядел остатки отряда. Встал. Выбрал четырех солдат и пошел осматривать состав. Митрич шел рядом.
- Осмотри паровоз, - сказал он ему, - Я по вагонам пройдусь. Два с ним, два со мной, - обратился он к солдатам. Те молча разделились.
Дергачев влез в вагон. Ящики, хомуты, седла разбросаны, как попало. Ни одной живой души. В другом вагоне, несколько погибших. В третьем вагоне также несколько мертвых. Среди них поручик Головин и князь генерал Назаров. Дергачев наклонился над Головиным, дотронулся до холодного лба, попытался закрыть глаза, но веки оледенели.
Он подошел к генералу. Убрал от виска волосы и почувствовал на ладони теплую кровь.
- Живой, - сказал Дергачев и потащил его к ящикам, чтобы уложить по удобнее раненого командира.
Ящик был приоткрыт, он проверил, не взрывчатка ли там. Достал слиток.
- Ого, - присвистнул Степан. Он опустил дощечку и уложил генерала. В следующем вагоне он нашел в ящиках оружие. «Понятно, почему большевики бились на смерть, не пытаясь отступить. Комиссар Николка, хранитель этого золота, лежал теперь под перроном, и ничего ему уже было не нужно. «Может для него это лучше, чем свои же расстреляли бы», - подумал Дергачев. - А ведь он меня чуть не убил. Земляк, мать его! - выругался Степан. - Все в мире помешалось. Где свои, где чужие - ничего не разберешь. Домой бы к Дарьюшке. Ждет ненаглядная и не знает, что стою я здесь в двадцати верстах от дома с кучей золота и не знаю, что мне дальше делать. А скоро утро и побьют нас завтра всех последних, если не унесем до рассвета ноги. Одному решить, что делать, было не под силу.
- Степан, ты там?
- Здесь. Иди сюда Митрич. Разговор есть. Что там на паровозе?
- Ничего. Все до единого побиты. Нет машинистов. - Солдат опроси. Может кто-нибудь умеет с паровозом сладить. - Опрашивал. Нет никого. Придется своим ходом уходить. - Митрич присел на ящик и опустил вдоль колен руки.
- Не уйдем мы своим ходом. Нас десятка два осталось. В двадцати верстах деревня моя, «Заречное» называется. Там вокруг, хутора есть брошенные. Вернее там зимой никого нет, а летом там пасечники. Мы бы могли там переждать какое-то время. Там и дрова, и запасы еды. Кончится провизия - можно будет в деревню наведаться.
- А там, какая власть? - спросил Митрич.
- Откуда ж мне знать. Четыре года дома не был.
- Командуй. Я - как скажешь.
- Слушай. Тогда, пока рассвет не наступил, собери последних солдат. Пусть лошадей половят, сколько поймают. Запрягать телег восемь-десять и грузиться. И убираться надо поскорее. Не ровен час, еще поезда подойдут, или власти опомнятся.
Лошади бродили вокруг станции, как привязанные. По земле был рассыпан фураж, не большие кучки сена лежали у остывших костров. Поселок будто вымер, даже собаки не лаяли. Не в одном окне не горел свет. Небо все больше светлело. Хватая лошадей за уздечки, мужчины быстро впрягали их в сани и подъезжали к вагонам. Из вагонов подавали тяжелые ящики, тюки, мешки. Сани быстро заполняли и подгоняли следующие. Дергачев с Митричем подгоняли солдат.
- Ради бога, быстрее, если хотим выжить.
Солдаты, взмокшие на морозе, не останавливались не на минуту. Обоз был загружен. Митрич пошел на перрон, за последним солдатом с пулеметом.
- Давай ходом на сани. Солдат схватил пулемет и опрометью бросился к вагонам.
Митрич развернулся и тут из-под перрона донесся слабый стон. «Не добил гада» - догадался он. Дергачев увидел, как Митрич заглядывает под настил перрона и, спрыгнув с вагона, побежал к нему.
- Стой! Стой, говорю! Живой, что ли?
- Не добил, собаку. Щас прикончу, чтобы не мучился.
- Для нас с тобой, Митрич война кончилась. Да и для него тоже. Не будем брать грех на душу. Он в соседней деревне живет. Я знаю его. Завезем к дому. У него мать одна. Боле никого.
- Ага, довезем. А он нас потом сдаст. Али не так?
- Может оно и так. Только потом разберемся. А сейчас убираться отсюда надо. - Тогда тащить его надо из-под бревен. Примерз, поди, к земле-то.
Ухватившись за добротный полушубок, они потянули в четыре руки. Комиссар застонал.
- Брось его, Степан. Время зря тратим. Все равно сдохнет по дороге. Я его крепко приложил. Что ты о нем думаешь? Он тебя чуть не убил. Если б не я. Ты бы уже в лед превратился. Что молчишь - то.
- Как я матери его в глаза смотреть буду. В бою бы убил, а то раненого бросил. Тащи, Митрич, тащи.
Подводы отъезжали от вагонов и метрах в тридцати скатывались на ледовую дорогу. Последняя подвода дожидалась нового командира, Степана Дергачева.
Вдруг состав двинулся с места и стал набирать ход. Солдаты, побросав подводы, бросились к вагонам. Цепляясь за поручни платформ, они вскакивали в вагоны. Остановить их было невозможно. Напуганные тем, что командиры были перебиты, они выбрали для себя единственно правильное решение - Убраться с этой станции, как можно дальше и быстрее. Даже Митрич кинулся догонять состав, но ноги подвели его, и он растянулся вдоль рельс, крепко ударившись подбородком.
Поезд быстро скрылся и Дергачев с ужасом увидел, что их осталось всего двое. Он и Митрич. Были еще два раненых, да какой с них толк.
- Едрит твою мать, - выругался Митрич, - знал кто-то, как эту железку сдвинуть и не признался.
- Воевать надоело, вот и весь сказ, - сказал Дергачев. - Да и то - какой из меня командир. Вот они и испугались.
- Крысы! - зло сплюнул Митрич, будто только – что сам не бежал вслед за поездом. - Бежать надо. Не ровен час, повяжут нас с тобой. Что с подводами делать будем?
- Нет, я золото бросать не собираюсь.
- О чем ты говоришь. Нас двое, а подвод восемь.
- Нет уж, лучше я командиров брошу. А подводы сейчас свяжем. Ты на первой. Я на последней. До утра еще время есть.
- Я не могу никого бросить. Давай грузить.
На сани положили перебинтованного комиссара и рядом князя, генерала Назарова, который все еще не подавал признаков жизни. Дергачев дернул за вожжи. Крикнул: «Пошла!» Сани, заскрипев полозьями, тяжело двинулись с места. Встав во главе колонны, он выскочил из саней и стал с Митричем привязывать вожжи к стоящим впереди саням. Восемь подвод, связанные одной цепочкой, стали удаляться в лес по ледянке. Замыкающим был Митрич.
Утро застало их в лесу, по дороге к селу Заречному. Мороз пробирал до костей. Небольшие пробежки не помогали. Дорога стала хорошо просматриваться, и Дергачев забеспокоился, как бы не встретить случайный обоз. Он вглядывался в светлеющий лес по обочинам ледниковой дороги, боясь пропустить поворот на хутор двух старух. Хутор просто называли: «Старухи». Когда - то там поселилась большая и счастливая семья - родители и две замужние дочери. Но в один год, скосила почти всю семью непонятная болезнь. В живых остались только две сестры, которые так и не оправились от горя. Замуж не вышли больше. Состарились в лесу. В деревню иногда выезжали только за продуктами. Зато к ним заходили часто. Ягодники, охотники, грибники. Сестра встречали всех с одинаковым радушием. Поили лесным чаем, расспрашивали о новостях и отдохнувших провожали до окраины поляны, на которой стоял их добротный дом, выстроенный когда-то с большой любовью их молодыми мужьями. По прошествии нескольких лет в одну из весен, нашли обеих сестер, зверски убитыми у мелкой речки, с которой они брали мягкую, приятную на вкус воду. Туда и направлял свой обоз Дергачев. Там, далеко от людей, он собирался, отогреться, набраться сил и решить, как поступить дальше. Сейчас от холода сводило скулы, и мозг закостенел. Толька одна мысль вертелась в голове: « В тепло, в тепло». Наконец, он заметил, отходящую в глубь леса, развилку. Махнув рукой, Степан повернул лошадей очень резко. Один полоз саней съехал с небольшой снежной насыпи. Сани накренились и от резкого толчка, почти перевернулись. Из саней выпал человек. Но Дергачев, не оглядываясь, направлял лошадь в узкий проход между деревьями. Обоз, не задерживаясь, поворачивал следом.
Когда первые сани обоза, поравнялись с перекошенными воротами, с двух сторон, от которых шла редкая, в некоторых местах развалившаяся изгородь, почти до самого верха засыпанная снегом, Степан соскочил с саней. Он стал с остервенением рвать, припертые снегом, ворота. Митрич поспешил к нему на помощь. Они протиснулись сквозь образовавшуюся щель. На доме висел большой замок.
Митрич подошел и выстрелил в него. Замок открылся. В доме стояла стужа. У печи аккуратно лежала охапка дров и береста на растопку. Дергачев быстро распределил работу. Сначала надо было занести раненых в дом. Только теперь Дергачев обнаружил, что в санях нет генерала.
- Где? - задал он вопрос Митричу.
- Ты его по дороге потерял. Я думал, что умер генерал, вот ты его и выкинул. Что с ним мертвым делать?
- Нет же, нет. Я просто не заметил. Голова была забита только тем, как не сбиться с дороги.
Они занесли комиссара. Положили на кровать и укрыли самодельными одеялами. Потом попытались озябшими, скрюченными руками затопить печь. Едва держась на ногах, откидали снег от ворот, и проложили дорожку к загону для лошадей.
Печь весело потрескивала. Один за другим по очереди они прибегали погреть руки. Дергачев вспомнил о раненом. Он подошел к кровати и встретился с взглядом комиссара, полным ненависти и презрения.
Темные, грязные бинты, поддерживали его подбородок. Дергачев, ничего не говоря, вышел на улицу, где уже заканчивалась расчистка снега. Он подошел к Митричу.
- Где генерал?
Митрич посмотрел на Дергачева, как на больного.
- Где вылетел, там думаю и лежит.
- Забрать надо.
- Не дури, Степан. Теперь все равно уже замерз. Ночью заберем и похороним.
- А комиссар живой.
- Вот лучше бы он сдох. Что нам теперь с ним делать. Убить его ты не хочешь, и отпускать нельзя. Хоть бы не выжил.
- Ладно, Митрич, посмотрим по обстоятельствам. Теперь надо отогреться. Лошадей накормить, напоить, в загон поставить. Телеги спрятать в сарай. И спать. Спать до следующего утра. Сторожить будем по очереди. Меняться каждые три часа. В травах смыслишь? Видишь, весь угол ими завешен.
- Да я сам за ним посмотрю. Хотя, лучше б он сдох. Чувствую, подведет он нас под монастырь.
- Если надо будет, я его сам пристрелю.
- Во, это по-божески. Сначала вылечить, а потом пристрелить.
- Разберемся. Теперь есть и спать.