Глава 11
В последующие два дня Дергачев Степан просыпался с тяжелой головой. По ночам он думал, как выйти из создавшейся ситуации: Куда и как отправить генерала с его племянником и что делать с Николкой Мальцевым. Ведь сдаст. Ему и сказать-то всего надо, что Дергачев с ним возился и все. «Хоть пулю себе в лоб пускай», - думал он. Выходило так, что на этой земле либо ему жить, либо тем троим. И хоть три жизни, стоящие против одной вроде перетягивали в свою пользу. Но та одна была своя. И поэтому весила гораздо больше в глазах Степана. Да и в чьих глазах наоборот бы было? Война не сравнится с убийством. На войне все честно: есть враг - бей его, и тебе спасибо. Ты герой. У тебя не дрожат руки, когда ты убиваешь, нет жалости. И главное, что после не остается вины. А как быть с тем, что тебе надо убить сразу трех неповинных людей, только за то, что они может быть, что-то когда-то могут рассказать о тебе и твоя жизнь может закончиться. Они ничего еще не сделали, но они уже смертельно опасны.
Ночью, лежа рядом с отцом на одной кровати, Степан разыгрывал сцены избавления от опасных ему людей. Он подолгу смотрел на дверной проем в комнату напротив и ясно видел, как он входит туда с пистолетом. Дарья, пока в доме посторонние люди, стала спать за печью, а генерала стали укладывать в одной комнате с Сашей. Для осуществления плана убийства - это было хорошо. Но он знал также, что ни отец, ни Дарья никогда не простят ему этого. А без Дарьи ему и своя жизнь не очень-то нужна была. И тогда Степан стал думать, как избавиться сначала от Николки Мальцева. В конце концов, этих он может завести в лес и бросить, сказав своим в доме, что дальше они поехали сами. Так что выходило, что сначала он должен был расправиться с комиссаром. Завтра утром надо ехать в Тайгу в Управу. Значит, все нужно сделать сегодня.
- Уезжаю я сегодня, - сказал Степан отцу, когда все сели завтракать.
Отец удивленно поднял брови.
- Тебе же завтра.
- Хочу с утра поспеть, чтобы к вечеру вернуться домой. Сегодня у родни переночую. А вам Егор Савельевич, я проводника найду, который вывезет вас на Иркутск. Готовьтесь. Завтра ночью поедите. Больше оставаться здесь нельзя. Соседи и так судачат, почему мы в гости никого не пускаем. Пока списывают на то, что странным с войны вернулся, но сами понимаете, не надолго это.
- Я понимаю Степан. Мы с Сашей будем готовы. Саша сидел за столом, не поднимая глаз. Он всегда так сидел за столом, чтобы не встретиться глазами с Дарьей и не показать своих чувств.
Степан не задержался и уехал сразу же после завтрака. Выехав на ледянку, он повернул свои сани в Назарово. У него еще была надежда, что они заключат с Николкой соглашение о неразглашении тайн друг друга. То есть можно было сделать вид, что они никогда не встречались. Дать возможность друг другу строить свою жизнь. « Но страх, страх, что правда откроется, съест душу, отравит существование. Что сделать? Убить или договориться?» - думал Дергачев и ни как не мог придти к какому-то одному концу. По деревни проехал с ветерком, чтоб никто не смог заговорить с ним. Остановился у дома Мальцевых, постучал в ворота. Никто не откликнулся. Он еще раз постучал, но уже громче и раздраженнее. С дороги кто-то окликнул:
- Эй, мужик, чего ломишься? В Тайге она, у сына в больнице.
- Угу, - сказал Степан, и, не поворачиваясь лицом к говорящему, прыгнул в сани. Хлестанул лошадь. Он совсем растерялся. С чего бы Николки ехать в больницу. Рана-то была пустяковая. Скальп немного снят, кровищи вытекло немерено. Но коль сразу не умер, дальше уж точно бы не погиб. С каждой верстой страх становился все сильнее. А что если Мальцев уже все рассказал.
Тогда завтра вместо работы его ожидают в тюрьме. Терять было уже нечего, и Дергачев, въехав на станцию, направил свою лошадь прямо к больнице. Одноэтажное, черное строение, по самые окна засыпанное снегом, стояло немного на отшибе от остальных домов. Подъехать к нему было легко. Значит, ночью можно будет встретиться с Николкой, а там, как говорится, как бог распорядится.
Николке стало немного легче. Плечо заживало. Голова уже не тревожила. Можно было бы обрадоваться, да следователи, по нескольку часов, каждый день, мучили его своими вопросами. Вопросы были одни и те же, но они как карусель шли по кругу и сбивали Николая, изматывали едва восстанавливающиеся силы. Сто раз уже он повторил, что не помнит, как попал в свою деревню. Помнит начало боя, и когда очнулся у Веры Полигаевой. Но следователь вновь и вновь заставляет рассказывать о том, как начался бой, где его ранило, когда, куда и как он добрался до своей деревни. Он очень боялся сбиться и сказать, что-нибудь лишнее. Тогда все - конец! Он надеялся, что ему, наконец, поверят и перестанут мучить. Он не знал, что ему уже давно поверили, потому что поезд, который он сопровождал, был взорван далеко от Тайги и там же разграблен. Просто отпускать домой его никто не собирался. Так выпала его карта. Ему не могли больше доверять, а значит, он был потерян для новой власти, но его не могли и отпустить, он мог стать сильным врагом. Только потому его еще лечили, что там, в рев.воен.совете никак не могли придти к одному решению - расстрелять или отправить в лагерь. Расстрелять проще. Но он все-таки бывший свой и может быть невиновный.
В домах стали зажигать керосиновые лампы. Степан, попрощался с родственниками, сказал, что хочет повидаться и с другими. На улице мело.
Плохо было видно дорогу. Но что может остановить человека, когда на кон поставлена его собственная жизнь? Вскоре он подъехал к больнице. Только одно окно тускло светилось в доме. Почти по пояс в снегу, пробирался к этому окну Дергачев. Он не ошибся. Именно за этим окном находился Мальцев. Он лежал головой к дверям и ногами к окну и поэтому хорошо был виден Степану. Николка не спал. Он читал какую-то бумажку. Дергачев осторожно подергал раму. Конечно же, даже думать было глупо, открыть оконную раму зимой. В больницу не пустят. «Выстрелить через окно можно. Но сейчас еще рано, я не смогу уйти. А ночью не будет света и я вряд ли смогу попасть в Мальцева», - думал Дергачев. Задача была почти не разрешимая. Именно почти. Потому, что через несколько минут, из больницы вышел сторож, повесил на дверь огромный замок и пошел домой повечерить. «Слава богу»! - прошептал Дергачев.
Он еще немного понаблюдал за больницей и решил - надо действовать.
Ковыряться в амбарном замке было неудобно. Руки мерзли, гвоздь постоянно выскакивал. Кроме того, постоянно надо было оглядываться, не возвращается ли сторож. Когда в замке щелкнуло, по телу Дергачева прошла волна радости. Он аккуратно снял замок, повесил его на душку и потянул за ручку. Дверь сразу не поддалась, Он дернул ее еще и еще раз. Скрипнул намороженный снег в проеме, с неохотой отпуская полотно дверей. В лицо Дергачева пахнуло теплом. Внутри было темно. Сторож, уходя, загасил все лампы. Дергачев на ощупь прошел внутрь дома и огляделся, привыкая к темноте. Из-под дверей одной из комнат пробивался свет. Стараясь ступать, как можно тише он пробрался к ней и прислушался. В комнате было тихо. Он потянул за ручку и заглянул в палату. На кровати головой к нему лежал больной. Дергачев не сомневался, что это Николка. Он никак не мог успокоить свое дыхание. Он слышал стук своего сердца и свои ноги, которые становились ватными. Доставая пистолет из кармана, его рука долго не могла вылезти из него. Он крутил ее в кармане и чертыхался про себя. На какое-то время он оторвал взгляд от кровати и посмотрел на низ своего полушубка. Помог второй рукой придержать полу и вытащил оружие. Когда он вновь поглядел на кровать, то встретился с пристальным взглядом Мальцева, который, повернувшись на бок и приподняв голову, смотрел на него.
- Пришел? - спросил спокойно Николка, - я знал, что ты придешь. Подай стакан с тумбочки. Пить хочется. - Мальцев снова положил голову на подушку и больше не глядел на Дергачева.
Дергачев растерялся. Надо было стрелять, но его попросили дать попить, и он пошел за стаканом с водой.
- Пей, - Степан протянул стакан.
- Не могу. Помоги сесть. Самому еще трудновато.
Дергачев захватив рукой подушку, посадил Мальцева и опять протянул стакан. Мальцев залпом выпил всю воду и снова откинулся на подушку.
- Присядь, - сказал он.
Дергачев сел на край кровати. Оперся локтями о колени, качая пистолет в руках.
- Ну, сел, что дальше? - спросил он.
- Убить пришел? Или проведать? - Николка смотрел на Дергачева без всякого страха, даже с усмешкой.
- А ты, как думаешь?
- Я думаю, что убить.
- Правильно думаешь. Нам с тобой на одной земле не ужиться.
- А когда спасал меня, чего об этом не подумал. Хотел в благородного поиграть. Да не по рылу каравай оказался. Стреляй. Мне все равно не жить. Только от лишних мук избавишь.
- Это почему так?
- Допросы каждый день.
- Ты про нас сказал?
- Нет. Я пока стою на том, что был ранен и дальше ничего не помню. Что очнулся уже в доме Веры Полигаевой. Вера и мать говорят тоже самое. Но все чаще и чаще мне приходит мысль - может рассказать все, как было по-настоящему, и они от меня отстанут.
- Всех под расстрел хочешь подвести?
- Знаешь что, пришел застрелить - стреляй! Не пристрелишь, я завтра же про тебя все расскажу. Контра белая!
- Знаешь пословицу, что, сколько волка не корми, он все в лес смотрит. Это про тебя. Скотина ты не благодарная. Без меня бы давно сдох.
- Чем же ты мне помог? Муки продлил. Я если б на станции тогда погиб…
- Чем же тебе лучше-то было?
- Вспоминали бы по-человечески.
- А пожить по человечески не хотел бы?
- Кто мне позволит теперь жить по-человечески?
- Никто!
- Если ты сейчас не уйдешь, я позову охрану.
- Нет твоей охраны. Чаи пошли гонять. Выходит, ты для них уже никакого интереса не представляешь. Я может быть, убив тебя, сделаю тебе большое одолжение.
- Жаль, что я тебе не смогу отплатить тем же.
- Не сможешь. Прощай!
Дергачев со всей силы ударил Николку по голове. Тот дернулся и застыл с приоткрытым ртом. « Вот и все, - подумал Дергачев, - одной опасностью меньше».
Всю ночь сторож ходил от дома до больницы, проверял замок и шел обратно.
Утром в больнице начался переполох, не оказалось одного больного. Вся подушка была в крови, на кровати недоставало одной простыни. Поиски не к чему не привели.