Глава 23
Весенний косой дождь крупными каплями бьет в окно, смывая со стекол застоявшуюся зимнюю грязь. Вера выглядывает через мутную завесу на улицу. Неистовый ветер, гнет слабую, тонкую рябинку под окном почти до земли. С огромного хрупкого тополя отлетает тяжелая ветка и летит прямо в Веру. Она в страхе отскакивает от окна. Ветка падает рядом и только скребет по стеклу своими метелками с большими набухшими почками. Вера снова смотрит в окно. Серое месиво дороги и мутные лужи с большими пузырями, обещают долгую непогоду. Сумрачно и холодно на душе. Из дома не выйти. Опять ее ждет тяжелый вечер в одиночестве. Иван заходит редко, ссылается на занятость. Анастасия Петровна, обидевшись на то, что Вера не может разыскать ее сына Николку, уже третий день глаз не кажет. Муторно, очень муторно на душе. Разве ж в деревне своей, была б она так одинока? С утра б уже у колодца все новости узнала. Со всеми бы повидалась. Тимошка бы не дал тосковать. С ним всегда дел хватало. Вера помнит его золотые вьющиеся волоски на маленькой головке. Его ласковые чмоканья по утрам. Слезы выступили из глаз от воспоминаний.
Вера отошла от окна, и пошла ставить самовар, купленный ею совсем недавно на базаре. Вода кипела, говоря о готовности. Она встала, и, вдруг, услышала резкий громкий стук в дверь. С бьющимся сердцем она подошла и прислушалась, кто это мог быть. Ей очень хотелось, чтобы пришел Иван, но по шороху за дверьми она поняли, что пришла Анастасия. Вера откинула крючок.
- Входи Настя, - сказала она.
- Что-то запираешься среди дня, - сказала та.
- С ночи еще не открывала. Куда пойдешь в такую погоду. Как тебя вынесло под дождь? Или дело, какое срочное?
У Веры с Анастасией Петровной давно разладились отношения. Терпела она ее только из-за Николки. Да и то не из-за любви к нему. Какая любовь? Все прошло. Обиды источили душу и, однажды проснувшись утром, Вера с облегчением поняла, что думает она не о Николке, а об Иване. Ее будто отпустила тяжелая и долгая болезнь. Она помогала Анастасии в поисках Николая, только по тому, что он был отцом Тимошки. Хотя вся деревня считала отцом Лешего. Эту версию с усердием поддерживала и Анастасия Петровна, прекрасно знающая правду, чтобы отгородить сына от Веры. Если бы спросить Анастасию Петровну за что она не любит ее, та не смогла бы ответить. Вот просто не любит и все. Так тоже бывает.
- Проходи, чай пить будем, как раз поспел.
- Чай можно. На улице метелит. Дождь хлещет, как из ведра.
- Что ж в такую погоду вышла.
- Так завтра ж на работу. А мне с тобой край, как поговорить надо.
- Говори, коль дело есть, - сказала Вера.
Но в это время в дверь опять забарабанили и на пороге, весь мокрый и веселый появился Иван Митрухин.
- Здорово бабоньки, - сказал он, - не ждали в гости в такую погоду.
Анастасия насупилась. А Вера, вихрем подскочив с табурета, бросилась помочь Ивану раздеться. Ее пасмурное настроение сменилось бурной радостью. Она усадила мужчину за стол и стала выставлять закуски. «Мне чай, а мужику каравай, - зло подумала Анастасия. В ней появилась какая-то ревность. – Где Николка еще не известно, а она уже мужиков принимает. Шалава Зареченская». И вроде бы, чего ревновать женщину, от которой они с сыном столько лет открещивались, ан, нет, все равно злобит чужая радость. Поджатые губы вытянулись в тонкую струнку. Глаза заискрились ненавистью. Она подыскивала слова, которые могли бы наповал убить этих двух счастливчиков, но в голову ничего не приходило, и от того злость еще больше распирала душу. Наконец, она громко сказала:
- Муж за дверь, а жена стерва в постель!
- Что? – не сразу понял Митрухин.
- Да я пословицу говорю, - пояснила с удовольствием Анастасия. Муж, говорю, за дверь – а жена в постель.
- А к чему такая пословица? – сказал Иван. – Вроде не к месту.
- К месту, еще как к месту.
Иван Митрухин вопросительно взглянул на Веру.
- Ну, чего ты мелешь, Анастасия? – вступила та в разговор. – Какая жена, какой муж? Объясни, пожалуйста.
- А разве мой Николка не отец твоему Тимошки? – Анастасия решила, во что бы то ни стало, разрушить Веркино счастье. Не может Верка радоваться жизни, если не известно, где ее Николка. – Может, что против скажешь? – продолжила она.
Иван встал и направился к двери. Вера загородила выход.
- Нет, не уходи, - попросила она. – Уйдет эта ведьма. Я тебе все расскажу. Не уходи, пожалуйста.
Митрухин снова сел на табурет и стал ждать, когда Вера проводит гостью. А Вера, молча подошла к Анастасии, подняла ее за рукав и толчками вывела за двери. Следом выкинула ее мокрое пальто. Хлопнула покрепче дверью и накинула крючок.
- Шалава! Шалава! – крикнула Анастасия и с силой пнула дверь. – Правильно я не давала сыну жениться на тебе, стерва. Она еще что-то кричала, выходя из подъезда. Наконец голос ее стал не слышен. Вера подвинула кружку с чаем ближе к Ивану.
- Давай пообедаем, потом поговорим. А там сам решишь, придешь ты еще сюда когда-нибудь или нет.
Обед прошел в полном молчании. Так же молча, Вера убрала со стола. Моя посуду она все думала, с чего начать разговор. Поймет ли ее Иван. Не уйдет ли после ее рассказа. И как они потом будут встречаться на работе. Работают-то они вместе, хоть он и редко там появляется. Он больше в каких-то разъездах, о которых никто ничего не знает.
Митрухин наблюдал за Верой. Она мыла посуду, медленно протирая чашки. Он понял, что Вера старается оттянуть разговор. Ему становилось тревожно. Он не хотел терять ее, и надеялся, что она найдет себе оправдание. Он встал, подошел к ней. Она почувствовала его за спиной, но не обернулась. Тогда он обнял ее, потом забрал из ее рук чашки и развернул к себе. Долгий и нежный поцелуй успокоил ее. Она поправила свои волосы и, взяв его за руку, посадила на кровать. Сама села рядом.
- Мне было восемнадцать лет, - начала Вера, - я и Николка, сын Анастасии, полюбили друг друга. Но он мой ровесник и мать решила, что жениться ему еще рано и отправила его куда-то. А я осталась беременная. Ты не жил в деревни, не знаешь, что такое родить без мужа. Соседи со свету сживут.
- Знаю, Вера. Я сам деревенский, - сказал Митрухин.
- Тогда ты, может быть, поймешь меня. Я несколько ночей ревела. Похудела. Хотела руки на себя наложить. А тут управляющий пришел. Попросил увезти в Тайгу два мешка зерна на посадку родственникам своим. Он занят был сильно. Я поехала. Привезла. Они меня хорошо встретили. Это были два брата Безруковых, Федор и Степан. Возвращаться было поздно. Я осталась у них ночевать. Ночью ко мне в комнату пришел Степан. И я не смогла от него отбиться. Хоть утром он и был весь искорябан, но свое он получил. Я сказала ему, что домой я не поеду. Где-нибудь на ветке повешусь. Он испугался, стал говорить, что давно меня заприметил. Давно, по мне сох. И, что сам просил родственника, отправить меня к ним с зерном. Проводил меня до дома и сказал, что женится. Жениться не женился. Но всех запугал так, что рта никто не мог открыть в мое осуждение. Родился Тимошка. Он его своим сыном считал, а я молчала. Когда власть сменилась, он банду сколотил. Стал атаманом «Лешим». Меня никогда не забывал. Но приезжал потом только по ночам. А в декабре девятнадцатого его убили. Там какой-то бой был на станции, народу уйму поубивало. Говорят, что там и белые, и красные и бандиты в одном бою сошлись. Похоронили их всех в одной могиле. Я опять осталась одна. Но на душе стало легче. Я его сильно боялась. Про него много дурных слухов ходило. А потом появился раненый Николка. Как он ночью до дома дошел, одному богу известно. Зима. Мороз. И он с разбитой головой. Анастасия попросила у меня в доме спрятать его. Я так и сделала. А потом его пришлось увезти в больницу, он сбежал оттуда, а нас арестовали. Он комиссаром был у красных и что-то там потерял. Не знаю. Нам тоже удалось сбежать. Дежурный милиции крепко напился, и мы ушли. Встретились здесь в Томске. Одну квартиру сняли. Но Анастасия опять не дала нам жить вместе. Меня выгнала из дома, а Николка сам от нее ушел. А потом пропал. Она пришла ко мне. Просила, чтобы я разыскала его. Я все обошла, весь город. Но он как в воду канул. Не знаю, может, его опять арестовали. Ну не могу я его найти, а она меня со свету сживает. Так, что нет у меня мужа Ваня, и не было. Ребенок есть — это правда. Ее внук, которому она за все время конфетки не дала и всячески открещивалась. Теперь ты все про меня знаешь. Решай. Ты, Ваня, уважаемый человек, а у меня такое прошлое.
- Цвет ты мой ясный, - сказал Иван, обнимая Веру. – Моя жизнь тоже не по прямой шла. Когда-нибудь, может, и я расскажу тебе о ней, но не сейчас. Где же сейчас твой сын? – У дяди Лешего. Он его за родного почитает.
- Что ж не заберешь?
- Заберу. Вот еще чуток потеплее станет и поеду. Мне бы Николку разыскать, чтоб Анастасия от меня отстала.
- А у этого Николки, как фамилия? – Митрухин спрашивал Веру, заранее зная, что она скажет. Он давно понял о ком идет речь. Более месяца назад, он встретил его у магазина, разговаривающего с женщиной. Узнал сразу и испугался за себя.
Когда тот отошел, Митрухин подольстив матери, подтвердил свои догадки. Устроить арест не составило труда. На счастье Митрухина у того оказались чужие документы на имя какого-то Горохова. Он, боясь за свою жизнь, сам проводил допросы. Мальцев не узнал его, ухоженного, начищенного, в форме, вызывающей трепет у любого арестованного. Несколько дней назад он отправил его в лагерь Дергачева.
Вера, услышав вопрос Ивана, заколебалась. Какую назвать фамилию? Наконец, она выдохнула:
- Горохов.
- Горохов, говоришь. Или Мальцев? – сказал Митрухин и посмотрел на Веру. Лицо ее стало бледным, а глаза, как у затравленного зверька. Сощурились и испуганно заблестели.
Он взял ее за руку и крепко сжал.
- Ты не должна меня бояться, Вера. Иначе, какая же у нас с тобой будет семья, и скрывать от меня ничего не должна.
Вера глубоко вздохнула. Ей нравился Иван, очень нравился. Но уже подспудно, как было уже однажды с Лешим, в ней поселился страх. Страх, который иссушает душу и тяжелым камнем висит на шее. Она улыбнулась.
- Да Ваня, я верю тебе, - сказала Вера, - но эти слова уже были продиктованы страхом. Митрухин, однако, этого не заметил.
- Я знаю, где этот Мальцев-Горохов, Вера. Его отправили в лагерь. За пользование чужими документами. Ты сама, совсем недавно печатала эти списки. И не заметила знакомой фамилии.
- Я печатаю и стараюсь не вдаваться в смысл документов. Мне так легче.
- Чисто женский подход.
- Что делать, я женщина.
- К тому же глупая женщина. Но ты мне нравишься. Если мне понравится твой Тимошка, мы поженимся. Согласна? – Митрухин говорил весело, беспечно, но на душе скребли кошки. Он уже заочно не любил этого мальца, который всю жизнь будет напоминать ему о его подлости. Но и от Веры отказаться у него тоже не было сил.
- Согласна. Ты только не обижай его.
- Конечно, не буду, - легко согласился Митрухин.
- Ваня, а куда отправили Николку? – осторожно спросила Вера.
- Тебе это зачем? Ты ничем ему помочь не сможешь. Отсидит, вернется, - он немного помолчал, - через пять лет.
- Что я Анастасии скажу?
- А разве ты ее не выкинула только, что из дома, - спросил Иван, смеясь.
- Это ненадолго. Да завтрашнего вечера.
- Что, опять придет?
- Конечно, придет. Она сына ищет. А тут, к кому хочешь пойдешь.
- Хорошо, скажи, что узнала, что он в лагере без права переписки. Сведений никто не даст. Сам через пять лет вернется.
- Ох, боюсь, не отстанет она от меня. А что, Вань, в тех бумагах, которые я печатала, и лагерь был указан?
- Конечно. Теперь понимаешь, насколько женщины глупы?
- Понимаю, Вань, понимаю. Но разве нельзя посмотреть сейчас.
- Нельзя. Это хорошо, что ты не внимательная. Если бы обратила внимание, узнала, да еще бы той женщине рассказала, а та бы разыскивать начала, в скором будущем и на тебя бы список составили. Это государственная тайна. Не будем больше об этом говаривать.
- Ладно. Ты останешься или пойдешь? – Вера, о чем говоришь, я тебя вечность не видел, - сказал Иван и подхватил Веру на руки. Стал кружить по комнате. – Я подарок тебе привез. – он поставил ее на ноги и побежал к вешалке, - смотри! – Он крутил в своих руках серебряный кулончик. – У торгаша купил. Нравится?
Вера взяла в руки кулончик, прижала его к сердцу, потом поцеловала Ивана.
- Спасибо, очень нравиться.
Иван оглядел Веру. Она, такая красавица и без единого украшения. Он взял кулон и надел ей на шею. – Погоди Вера, ты еще такие украшения иметь будешь, королевы позавидуют. Я тебе обещаю. В соболях ходить будешь.
- Ой, Ваня, как говорят, не по рылу каравай.
- Дурочка ты, поверь, нам по рылу.
Они рассмеялись над своим каламбуром.
Темная ночь опустилась на город. Дождь затихал. Сквозь разорванные тучи стали появляться звезды. Сквозь щели в окне дул свежий весенний ветерок.
- Завтра будет хорошая погода, - сказал Иван.
Вера прижалась к нему и спросила:
- Ваня, если я завтра отпрошусь съездить за Тимошкой. Как думаешь, меня отпустят?
- Я помогу тебе. Поговорю с начальником. Думаю, он согласится, - засмеялся Иван.
- Ты чего?
- Думаешь, я не вижу, как он с тебя глаз не сводит?
- Перестань. Для тебя все с меня глаз не сводят.
- Дак, оно так и есть. Ты не бойся, я не ревную. Просто я тебя за это еще больше люблю. Я всегда думаю: «Вон сколько мужиков на нее смотрят, а она меня выбрала. Значит, стою я чего-то в этой жизни. И хорошо мне становится. Ясно?»
- Ясно, сокол мой ясный. На тебя тоже женщины пялятся.
- Значит мы с тобой квиты.
Ночь пролетает бурно и быстро. Вставать не хотелось, но надо. Почти полусонные они выпили чай, оделись и вышли на улицу. Лужи впитались в землю. Рядом с тропинкой пробилась нежная зеленая травка. Почки на тополях за ночь проклюнулись и напоили воздух клейким запахом. Вера прижалась к Митрухину.
- Как хорошо, Иван, как покойно. Шла бы и шла вот так по тропинке, никуда не сворачивая. Но впереди ждет работа и тебя, наверное, опять куда-нибудь пошлют, и буду я одна в тоске и печали.
- А ты не печалься. Пока меня не будет, привези своего Тимошку. Познакомимся.
- Если отпустят, - опять в голосе Веры появились нотки сомнения.
Вере дали неделю отпуска, устроить все свои домашние дела. Она была счастлива. Скоро увидит сына. Прижмет его к груди и зацелует до беспамятства.